Мария Селедец. Игра как аналог Рока — Игра о Макбете

 «Что свершено, то свершено». Мы никогда не можем вернуться назад в прошлое и выбрать по-другому. Процесс необратим. Ты никогда не станешь собой прежним, и мир больше никогда не будет таким, каким был. Справедливо ли, что мы несем ответственность за свой выбор, не обладая полной информацией о его последствиях?

— Пьеса «Макбет» считается неблагодарной для тех, кто отваживается на ее постановку. Несомненный, безоговорочный успех здесь выпадает крайне редко. В произведении кроется какой-то секрет, постоянно ускользающий от постановщиков, но неизменно чарующий их воображение, провоцирующий на борьбу с коварным текстом. Вы открыли секрет? Что для Вас оказалось самым коварным в тексте?

— Надеюсь, что не открыла. Всегда должна оставаться какая-то тайна, которую мы будем продолжать разгадывать с актерами на каждом спектакле. Если мы подумаем, что разгадали, то обманем сами себя, текст отомстит нам, и все это превратиться в повествование. А пьеса — это постоянный вопрос. Вопрос к героям, к мирозданию, к самому Шекспиру. Самый большой вопрос, «секрет» — в драматическом построении пьесы, в природе конфликта. Это не история о захвате власти и это не история об обмане человека ведьмами. Суть конфликта гораздо шире. Он каким-то непостижимым образом связан с основными вопросами Бытия. Такое ощущение, что это конфликт, который начался с момента Большого Взрыва (или Сотворения Мира — кому как больше нравится). Ничего не возникает из ничего. Если существует что-то, то существует и противоположное этому. Мир, Бытие существует только потому, что оно конфликтно самому себе. Этот конфликт и позволяет Бытию «быть». Жизнь — это борьба. Убери борьбу и все прекратиться. Наступит благость, благодать и полная остановка. Жизнь — это борьба, а борьба — это смерть. Зло есть добро, добро есть зло.

— Зачем Вам лично нужна была Игра о Макбете? Вас ведь что-то сподвигло выбрать именно этот сюжет — точно так же как когда-то драматурга написать его. Чем он оказался Вам близок?

— Вначале меня привлек не сюжет как таковой, а поэтика, образность Шекспира. Красота мучений Макбета после того, как он проходит точку невозврата. Последствия его неверного выбора. Всё подстрекает его к убийству, всё как будто кричит: «сделай так, и будет лучше», он идет на поводу, убивает, и с этого момента его жизнь превращается в ад. Ад внутри себя. И ад вокруг. Все мы всегда стоим перед выбором. Перед выбором в ситуации неопределенности. Мы не знаем заранее, какие будут последствия. Узнать это можно, только сделав выбор. И у нас нет второго шанса. «Что свершено, то свершено». Мы никогда не можем вернуться назад в прошлое и выбрать по-другому. Процесс необратим. Ты никогда не станешь собой прежним, и мир больше никогда не будет таким, каким был. Справедливо ли, что мы несем ответственность за свой выбор, не обладая полной информацией о его последствиях?

У меня в спектакле появляется сюжет о Каине. Каин не знал, что нельзя убивать. Еще не существовало никакого «закона», еще никто никогда не умирал и не убивал. Но Каин убил, и был за это проклят… и вечно будет страдать за убийство брата, постоянно перерождаясь и бесконечно повторяя это убийство. Меня волнуют вопросы, проходящие через всю пьесу: вопросы выбора в ситуации неопределенности, вопросы последствий и наказаний за свои поступки, вопросы выбора своего пути в жестоком мире, где ни один из выходов не будет благом. Жестокий мир, жестокие правила, жестокая Игра. Именно поэтому мы с Асей Волошиной и позволили себе надстроить сюжет, создать Игру о Макбете. Игру, как аналог Рока. Игру, которая исполняет желания, но не дает четких указаний, «законов» как достичь желаемого. Игру, где Игроки сами частично выдумывают правила, а потом становятся их же жертвами. Игра, которая начинается из ничего, а потом превращается в Игру в каком-то другом, почти сакральном смысле. Игру мироздания, Бога со всеми нами.

— Вам приходили в голову мысли, что могло спровоцировать Великого Барда к сюжету о Макбете, ведь любым Художником непременно движут личностные мотивы, не так ли?

— У Художника, когда он работает над произведением, открывается какой-то канал, который позволяет прикоснуться к мировому знанию (точнее, к мировому чувствованию). Если тема резонирует в тебе, то ты можешь ухватить образ «убийства». Не реальный, бытовой, а художественный. Образ «убийства», который приходит не с личным опытом, а который содержит в себе весь мировой опыт убийств. Внутренне приближаясь к персонажу, ты можешь почувствовать, что он испытывал, когда убивал. Это что-то похожее на эмпатию, но на более глубоком уровне. В этом и заключается весь мистический ужас и счастье актерской и режиссерской профессий и, видимо, профессии драматурга. Испытать то, что ты не можешь или не хочешь испытывать в жизни. Не так важно, описывал ли Шекспир собственные переживания или собственные возможные переживания. Если он описал эту историю, значит, вопросы выбора и вопросы ответственности за свой выбор глубоко волновали его и воплотились в пьесе: «Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь», «Макбет зарезал сон».

— Вольтер называл Шекспира дикарем с проблесками гения, а шекспировский канон сравнивал с навозной кучей, в которой есть несколько жемчужин. Эта гениальная обезьяна, ниспосланная человеку дьяволом — говорил о драматурге В.Гюго. А вот Верди, написавший оперу по Макбету, считал его произведения недосягаемой вершиной в искусстве. Шекспир кого-то восхищает, кого-то раздражает. А что Вы испытывали при работе над спектаклем?

— Глубочайшее преклонение перед Гением. А еще злость от того, что никак не получается полностью залезть в его шкуру и понять, что же он имел в виду. Я прошла от отрицания его сюжета, пытаясь создать историю про своего Макбета, к восхищению его Гением, когда, несмотря на «исправленный» мною сюжет, Шекспир все-таки прорвался и завладел спектаклем по своей воле.

— Довольно часто приходится слышать признания актеров о страстном желании сыграть Гамлета. Но часто ли приходилось слышать о желании кого-либо исполнить роль Макбета? По какому принципу Вы распределяли роли?

— Невозможно описать этот принцип, это скорее подсознательный, интуитивный процесс. Ты просто смотришь на человека, актера и понимаешь: да, это он. Многие актеры хотят сыграть Макбета или Леди. Но я выбрала тех, которые не хотели… Точнее хотели, но как-то по-другому. Шекспир — это не психологический театр, здесь невозможно идти «от себя». Иначе на каждый спектакль пришлось бы подбирать новых исполнителей. Человек не может «от себя» прожить всю эту историю и остаться в своем уме. Должен оставаться зазор между исполнителем и персонажем. Зазор не отстраненный, а чувственный, с отношением к персонажу. То же касается и остальных ролей. Как можно сыграть ведьм? Как можно помыслить мотивы существ бессмертных? Мне удалось собрать потрясающую команду, актеров, готовых к эксперименту и исследованию. И этот путь пока еще в самом начале.

— Леди Макбет просит кастрировать ее — «unsex me!» — обращается она к силам зла. Критики справедливо видели в леди Макбет негативную фигуру анимы, господство которой над личностью мужчины разрушительно прежде всего потому, что неосознаваемо. И хотя Макбет осуждает жестокость леди Макбет, она — его «дражайшая любовь». Как Вы считаете, жажда власти — это сублимация сексуальности?

— Для меня это история не о жажде власти. В моем спектакле Макбет убивает Дункана не потому, что хочет властвовать вместо него, а потому, что все складывается так, будто у него нет другого выхода. А Леди становится его полноправным партнером. И партнерство их основано не на животной страсти, не на властолюбии, а на идейной близости. «Изменить существующий порядок вещей» — вот их цель, но способы которые они выбирают… А какие способы существуют в нашем мире? «Погрузиться в кровь как в реку», «узурпировать власть, потому что власть сейчас незаконная»… У меня Макбет и Леди другие, чем в традиционных трактовках, но и история у меня другая. Леди просит силы, чтобы убить, потому что нет в ней изначально этой силы, потому что изначальная ее природа – женственная, мягкая. А ради цели ей надо измениться, стать другой, она просит силы убить — «смените пол мой и преградите путь жалости, чтоб жизни голоса не колебали страшного решенья». И ей хватает силы на то, чтобы совершить убийство, но силы на то, чтобы пережить его — нет.

— Пьеса развивается от бессознательного импульса и иррационального действия к сознательной рефлексии и в итоге — к смерти. Так от жизни остается только жалкий плач Макбета?

— Ни в коем случае. Макбет — герой, потому что он продолжает бороться. Его последний монолог начинается словами: «Нет, я не сдамся», и заканчивается: «Кто первым крикнет «Стой!», тот проклят будет!». Он борец, страдающий, умирающий несколько раз за пьесу, но возрождающийся. И будет возрождаться до тех пор, пока «один из Макбетов сможет не сможет сможет не сможет…» (цитата с конвертов для зрителей в начале Игры). Плач Макбета — это плач по миру, по жизни, по мечтам. Сможет Макбет или не сможет? Сможет ли Макбет, Человек «изменить существующий порядок вещей» или не сможет? Этот вопрос остается для меня открытым.

— Существует так называемый «синдромом отключенного сознания». В этом состоянии человеческий мозг становится уязвимым для совершения любых манипуляций. При «отключенном сознании» в обществе неизбежно развивается культ лжи. Ряд аналитиков считают, что в настоящее время российское население охвачено данным синдромом. Согласны?

— Когда я работала над пьесой, параллели с сегодняшним днем всплывали постоянно. Я не могу ставить спектакль о чем-то отвлеченном. То, что волнует меня, само собой прорывается в работу. Но у меня не было задачи показать нашу страну и наше общество. Потому что проблема гораздо шире. То, что происходит в пьесе Шекспира, происходило всегда в разное время, в разных странах. И вопрос, который меня волнует — почему это происходит? Почему это происходило всегда, и будет происходить всегда?

— Когда происходит вмешательство внешних сил (война, экономическая катастрофа), матрица сознания меняется и происходит «массовое прозрение», еще более отвратительное, по словам академика Дмитрия Лихачева, чем «массовое заблуждение». Вы ощущаете наше время как приближение катастрофы?

— Однозначно. Иначе бы я не занималась этой пьесой. Эта пьеса и есть катастрофа, крах личности и крах всего мира. И могу сказать, что за те три года, которые я занимаюсь пьесой, ощущение приближения катастрофы только усилилось. Хотя сложно сейчас ответить, с чем это больше связано: с тем, что происходило за это время в мире, или с тем, что я еще больше погружалась в трагедийное мировосприятие Шекспира. Думаю, это взаимопроникающие процессы.

— Любой из нас может стать убийцей? В повседневной жизни не убиваем ли мы гораздо чаще, чем сознаем это, как родители, любовники, друзья?

— Так и происходит «взросление». Мы предаем, предают нас, ломаются наши представления о мире, о людях. Мы сами постепенно убиваем самих себя. Моя история о том, что каждый из нас мог бы быть Макбетом, «сыграть в Макбета». Вопрос в том, остается ли в человеке после этого пути предательств (убийств) какой-то свет, есть ли вообще надежда на что-то лучшее?

— Белинский считал «Макбета» одним из самых чудовищных произведений Шекспира, где отразилось все варварство века, в котором он жил. Интересно, а мы — варвары? Если нет, то почему то, что написано четыре столетия назад, до сих пор актуально? При Сталине, например, ни «Гамлет», ни «Макбет» в СССР не ставились. В чем Вы видите актуальность Шекспира сегодня?

— Конечно, варвары. Только в отличие от варваров средневековья мы прикрываемся гуманными мотивами, что еще более «чудовищно». Они хотя бы были честны. Мы же поступаем так, как поступают все. Но всегда находятся люди, которые не согласны с существующим порядком вещей, бунтари, которые пытаются идти против «системы», против общества, стремятся изменить его. Но живя в этом мире, какие существуют пути для этого изменения? Как можно изменить мир? Не в мечтах, а на практике? Имея дело с настоящими людьми, которые нас окружают, с их желаниями и стремлениями? Макбет выбирает путь убийства, тот путь, который принят в этом обществе, в этой жизни, в этой Игре. Но на «слезинке ребенка» невозможно построить идеальный мир. И «ребенком» в данном случае оказывается не Дункан, тиран и деспот, а сам Макбет, личность которого не может перенести предательства себя и своих идеалов.

Страница в контакте