Интервью

Сергей Субботин, лидер группы «Амибивалентность», приемыш в большой человеческой семье, рассказывает о двойственности всего сущего, вечных парадоксах и таинстве творческого процесса, о темнице разума, феномене чудесного и о праве быть собой.

Право быть собой — это право, которое приходится отстаивать постоянно и повсеместно.

— Сергей, ваша группа — цельная, идейно выверенная, очень интересная… Все началось с концепции? Или произошло стихийно, само собой?

— «Ты помнишь, как все начиналось…» О, как эти лодки только не назывались! Я в этих лодках был на довольно странных ролях. Стоял у руля — но не рулевой. Прокладывал курс — но не лоцман. Командовал — но не капитан. В какой-то момент мне это надоело. Я сделал выбор и сказал: «Я — капитан! Мы плывем туда, куда я говорю». Естественно, после этого произошла резкая смена состава. Потом произошла смена музыкального направления. Стала вырисовываться концепция. Следующим волевым решением стал альбом «Быть человеком!» А так — все происходит стихийно, само собой.

— Где же корни «Амбивалентности» — в Истории? В Небе? В Сердце?..

— В Древней Греции! В Аристотелевском разделении человека на тело и душу (Аристотелевском весьма условно). А еще в Ньютоновской физике с ее действием и противодействием. А еще в старом Питерском роке, который на меня почему-то оказал наибольшее влияние (из отечественных рок-клубов).
В созвездии весов, под которым меня угораздило родиться. Вернее, в соответствующем гороскопе, который запрограммировал меня на всю жизнь, в отношении ко всему, иметь, как минимум, две точки зрения и каждый раз мучительно колебаться, выбирая одну из них.

Любой выбор, однозначный в сторону белого или черного, содержит в себе обман и ограниченность.

На мой взгляд, амбивалентное отношение — единственно возможное честное отношение к чему бы то ни было. Любой выбор, однозначный в сторону белого или черного, содержит в себе обман и ограниченность. Наши достоинства — продолжение наших недостатков. И наоборот. В общем, ничего нового… А еще это хорошая уловка, чтобы не выбирать. (Улыбается)

— Вы считаете, настоящая музыка рождается из Тишины? Что же это за субстанция?.. А как же Хаос Звуков?

— Тютчевский хаос якобы природных, стихийных звуков (воды, ветра и так далее) для меня является метафорой стихии человеческого бессознательного. И отношение к этому хаосу, соответственно, определяется отношением к бессознательному (подсознанию), вообще, и собственному, в частности. Федор Иванович обладал свойственной гениям гиперчувствительностью к собственным процессам бессознательного, но не был о нем осведомлен так, как мы, вооруженные психоанализом.

Для меня процесс творчества — это процесс обращения к своим внутренним глубинным психическим процессам (умственным, душевным, духовным). В начале контакта неизбежно возникает тот самый хаос, что закономерен при столкновении двух стихий, но потом хаос умирает, бытие столкновения сменяется небытием. Возникает Тишина!.. И в этой тишине (внутренней тишине) начинаешь слышать и Музыку, и Слова, причем, сразу в «правильных» гармоничных сочетаниях.

Но чем глубже вы погружаетесь, тем спокойнее и упорядоченнее становится среда. Правда, там — в глубине — темнота и колоссальное давление, да еще огромные гигантские существа, которые тебя даже не замечают, настолько ты для них мал.

Это можно сравнить с погружением под воду во время шторма. На поверхности будет хаос. Но чем глубже вы погружаетесь, тем спокойнее и упорядоченнее становится среда. Правда, там — в глубине — темнота и колоссальное давление, да еще огромные гигантские существа, которые тебя даже не замечают, настолько ты для них мал. Зато именно такие условия очень эффективно ставят на место систему ценностей, жизненные приоритеты, помогают различать «своих-чужих в сплошном тумане». Главное — не забывать вовремя выныривать!

А вообще мне ближе Роллановское: «Все сущее есть Музыка — нужно только ее услышать».

— «Глупо верить в чудо, если сам его убил?» — цитата из вашей песни… Иначе говоря, все наших руках? В том числе и судьба Чуда?

— Феномен «чудесного» — это, опять же, феномен особого состояния, переживания. Сухое академическое определение гласит, что чудо — это то, что нельзя объяснить законами природы (известными человеку! Ха-ха!). Проще говоря, то, что нельзя объяснить словами, а еще проще: то, что нельзя объяснить… На мой взгляд, мы (люди) можем объяснить (обосновать с важным видом…) ничтожно малую часть того, что нас окружает и что происходит в нас самих.

Однако, с детства нас приучают все называть и объяснять, предлагая это, к тому же, как, чуть ли не единственно возможный, способ познания. К тому же, единственно «правильный». А ведь даже в этом назывании есть масса необъяснимого, масса чудесного. Мы говорим «снег», называя так мириады кристаллов воды, которые укрывают землю белым ковром каждую зиму. Близкое на слух сочетание звуков «снэк» — в англоязычных станах означает легкую закуску. А у эскимосов вообще нет одного объединяющего понятия, эквивалентного нашему. У них существую несколько десятков разных слов для называния разного состояния снега.

Страх — это яд. Как всякий яд, в малых дозах он может быть лекарством и приносить пользу, в больших — разрушителен и смертелен. Страх убивает Чудо, страх убивает веру. Остается потребность в безопасности. И комфорт, как высшая ценность в жизни.

Впрочем, вопрос не в том, как Чудо рождается, а в том, как человек его убивает. Убивает легко, запросто, иногда даже с удовольствием. Иногда вынужденно, под напором обстоятельств и давлением социального окружения. В любом случае, это грустно, скорбно, очень печально. По роду своей профессиональной деятельности я систематически наблюдаю, как люди убивают Чудо в себе, в своих детях. Они боятся того, что не могут объяснить, чему нет названия в их словаре. Они боятся познавать себя и свою природу. Они боятся… Страх — это яд. Как всякий яд, в малых дозах он может быть лекарством и приносить пользу, в больших — разрушителен и смертелен. Страх убивает Чудо, страх убивает веру. Остается потребность в безопасности. И комфорт, как высшая ценность в жизни. А это уже не жизнь, раз в ней нет места чуду. Это — существование. В нем нет смысла, потому что нет нравственной цели.

— Можно ли выбраться из Темницы, что мы возводим в своей голове? Как вам это удается?

— Можно, если понять, как эта темница в голове возводится. Собственно, кто ее возводит? Я же сам и возвожу. Как я это делаю? Из чего я ее строю? Из устойчивых определений, из некритического неосмысленного подчинения правилам и законам. Осознанность и способность к рефлексии — вот универсальные средства борьбы с умственными и нравственными темницами. Плюс хорошие знания по социальной и политической психологии (Шучу).

А если серьезно, то помогает высокий уровень чувствительности к своим внутренним процессам. Чтобы хорошо себя чувствовать, нужно хорошо себя чувствовать. Везде: в мыслях, в переживаниях, в теле. Тогда повышается чувствительность к тому, что вокруг. Дальше важно не бояться и не зажмуриваться, то есть не выключать рассудок, сознание. Для этого нужна смелость. Тогда приходит понимание, что Закон — это не запрет, а условие, созданное для удобства удовлетворения той или иной потребности. И приходит понимание выбора как осознанной необходимости, и ответственности за этот выбор перед самим собой.

— Что является основным ограничением «Амбивалентности»? Что приходится преодолевать?

— Ограничением «Амбивалентности» является, как ни странно, ее двойственность, неоднозначность, иногда доходящая до абсурда (то есть противоречия законам природы). Что-то-либо есть, либо его нет. Если оно есть здесь, значит его нет там. «Амбивалентность» может одновременно (и однопространственно) быть и не быть. (шучу).

Люди хотят сопереживать. Они хотят сильных чувств во время концертов. Они для этого приходят. Думают над текстами они — потом. И потом сокрушаются о том, что как же все так мрачно и безнадежно! Ха-ха! А во время концертов происходит то самое Чудо. Я это увидел, когда к нам на выступления стали приходить с детьми дошкольного возраста. Мрачный дядя поет заунывным мрачным голосом о том, как все х…во… Это мое субъективное восприятие такое было. Шел я, видимо, на поводу у некоторых не особо умных и чувствительных граждан.

…лица детей, в зале. Они светлые. Некоторые грустные, некоторые веселые, но все — светлые! Нет мрачных, загруженных! Разве что у некоторых очень занятых людей с очень дорогими телефонами…

А потом разглядел лица, особенно лица детей, в зале. Они светлые. Некоторые грустные, некоторые веселые, но все — светлые! Нет мрачных, загруженных! Разве что у некоторых очень занятых людей с очень дорогими телефонами, которые тоже почему-то интересуются нашей музыкой. А еще мне тут незнакомая женщина написала на днях в одной из соц. сетей, что наша музыка легкая и теплая, как пуховое одеяло. В общем, Амбивалентность!

Приходится преодолевать ограничения, связанные с отсутствием соратников-музыкантов. У меня тяжелый характер. Я очень требователен к тому, что касается самоотдачи на репетициях и выступлениях. Я могу простить любой косяк в исполнении. Я не могу простить неискренности, вялости, лени. Поэтому выдерживает меня пока один друг и соратник Андрей Медянин, шаман перкуссии, по совместительству сессионный бас-гитарист, водитель и вообще незаменимый человек.

— С чем приходится бороться за право быть самим собой?

— Право быть собой — это право, которое приходится отстаивать постоянно и повсеместно. Не знаю, почему. У меня — так. В каждом человеке, который предлагает нам (мне) что-то изменить (улучшить) в звуке, в манере исполнения, в репертуаре, я вижу Прокруста. Я чувствую, что меня пытаются форматировать. У меня реакция возникает наподобие аллергической. Правда. Плюс раздражение, иногда доходящее до ярости. Иногда это мешает. Мешает услышать и адекватно осмыслить компетентное мнение, которое-таки может помочь сделать лучше.

— Подходящее ли это дело для музыкантов — борьба?..

— Борьба с апатией и ленью, борьба с глухотой душевной и слепотой сердечной. Борьба с потребительской машиной оболванивания. Борьба с нетерпимостью, с глупостью. Такая борьба — подходящее дело не только для музыкантов, а для всех мыслящих существ.

— За что стоит пожертвовать собой?

Я лично против жертв. Жертвоприношение — очень древний и, к сожалению, очень стойкий способ построения взаимоотношений человека с природой, а также эффективный способ манипулирования массами.

— Я лично против жертв. Жертвоприношение — очень древний и, к сожалению, очень стойкий способ построения взаимоотношений человека с природой, а также эффективный (увы, по сию пору) способ манипулирования массами. Вспоминается фраза Чапаева в фильме Братьев Васильевых: «Ранен? Ну и дурак!»

Нам на то ум-разум и дан, чтобы достигать цели без жертв. Да, есть такой мощнейший нравственный императив: пожертвовать своей жизнью, ради спасения жизни другого. На этом основан героизм. А героизм — это круто по умолчанию. И вроде как это помогало человеку выживать как виду. Может быть. Двадцатый век с его войнами показал, как героизм и самопожертвование заставляли десятки тысяч людей отдавать свои жизни, зачастую добровольно, в угоду сомнительным идеям, за которыми, по сути, стоял очередной глобальный передел собственности.

Без героизма и самопожертвования не будет открытий и новых свершений? Возможно. Для меня вопрос спорный. Единственное, что могу сказать однозначно, с чем согласен целиком и полностью: Трусость — величайший из человеческих пороков!

— Что вас — не касается — в этой жизни?

— Слава нас пока не касается в этой жизни. И богатство нас пока не касается. (Смеется) Все остальное — касается. Иногда очень ощутимо. Так, что ссадины остаются.

— Все ли люди вам братья и сестры? И почему?

— Генетически — все. Фактически — и по ощущениям — если и братья-сестры, то сводные. А вернее, я в этой большой семье — приемыш, немного странноватый, малосимпатичный, не очень-то любимый. В общем, терпят они меня, жалеют иногда. Складывается у меня мнение, что без меня им комфортнее и спокойнее, сиречь безопаснее.

— Ваши пожелания человечеству?

— Единственное право, позволяющее человеку встать над Природой — это победа над законом выживания сильнейшего, чтобы ведущей потребностью человека стала потребность отдавать. Для этого мир должен быть безопасным, как минимум, социально безопасным. Ресурсы для этого у человека и у человечества есть. Осталось всего-ничего — такой мир построить. Мир, где главным приоритетом будет «Я — Тебе», без «ты — мне», где «ты» будет несравнимо бОльшей нравственной ценностью, чем «я», и эта ценность определяется отличием, а не тождественностью.