Гибель Героя и инфантилизм Супермена

Текст © Григорий Хубулава.

Если прежний Фридрих входил в пещеру Фафнира, чтобы победить змия и овладеть сокровищем, то нынешний герой вынужден стоять на страже сокровища, принадлежащего господину за кусок хлеба и надел земли. Герой теряет лицо, когда властителем становится податель и распределитель хлебов.

Появление Героя как безотчетной движущей силы является, если позволите, неосознанной необходимостью. Всякое общество и всякая реальность в период процветания или кризиса достигает предела, за которым единственной целью каждого живого существа становится личное благополучие и покой. Появление Героя в подобных условиях — единственный шанс для человечества не превратиться в простое множество людей, безразличное сборище эго.

Сытое и довольное войско Александра Македонского или Наполеона Бонапарта не способно двигаться вперед. Герой жертвует трофеями во имя Идеи. Поскольку именно Идея воплощает собой Дух Героического.

Более того, явление Героя представляется яркой (и иногда единственной) возможностью цивилизационного рывка, известного нам как «событие», или иначе — всеобщее, сопричастное вселенной бытие. Однако, стремление сохранить привычный уклад или сберечь и умножить добытое заставляет нас восставать против вынужденного усилия и Личности Героя. Герой, между тем, является не просто пассионарной фигурой, движущей реальность. Зачастую, он уже представляет собой человека иной реальности, к которой (часто безуспешно) понуждает двигаться нас. Тех, для кого ритуал привычного унижения дороже собственной воли, а с трудом добытое равновесие важнее веры в незримые крылья.

Сытое и довольное войско Александра Македонского или Наполеона Бонапарта не способно двигаться вперед. Герой жертвует трофеями во имя Идеи. Поскольку именно Идея воплощает собой Дух Героического.

Что являет собой подлинный герой? Почему он враждебен миру? В чем причина гибели Героического в нынешнем сознании?

Образ нынешних и прежних героев — это образ творческого хаоса и урбанистического порядка. Как отмечал Умберто Эко, Супермен — пришелец извне, транцендентный герой, устанавливающий собственные правила. Его костюм — не образ героя, а истинная суть, скрывающаяся под маской клерка Кларка Кента. Образ очкарика в костюме — пародия Супермена на современного обывателя. Суперспособности — врожденное качество, пришедшего извне уроженца Криптона, устанавливающего собственные правила.

Бэтмен — Брюс Уэйн или Железный Человек — Тони Старк, те самые жители мегаполиса, которых успешно парадирует творящий сын Хаоса — Супермен. Их «Суперспособности» — это воля и инженерный дар, воплощающий геройский образ в силе мысли и технических гаджетах (Бэтмобиль). Это костюмированные герои. Но дело в другом: они воплощают новый вид героя, героя — охранителя. Они не творят нового, это своего рода слуги мегаполиса, своеобразные полицейские, стоящие на пути хаотической мощи (анархист Джокер, анархист Супермен).

Однако, даже Супермен, способный уничтожить или спасти всё сущее не удовлетворяет качествам Героя. Так каковы же классические черты героического? Всезнающий словарь сообщает нам, что слово «герой» происходит от ἥρως, «доблестный муж, предводитель».

Герой — это Воля, противопоставленная миру, ниспровергающая прежний порядок и в огне хаоса устанавливающая иной. Нередко герой сам по себе воплощает хаос, но это не умоляет его мощной творческой силы.

Герой — мужественная, демиургическая фигура, мощный титан, неуправляемая стихия. Он меняет сущее, после его визита в мир уже ничто не остается таким, как прежде. Вот почему Геракл и Персей находятся и в родстве и в борьбе с богами. Герой — это Воля, противопоставленная миру, ниспровергающая прежний порядок и в огне хаоса устанавливающая иной. Нередко герой сам по себе воплощает хаос, но это не умоляет его мощной творческой силы. Мир нередко представляется герою как застойные авгиевы конюшни, которые необходимо вычистить собственным усилием.

Беда истинного Героя состоит в том, что его представления о переустройстве мира не разделяет толпа. Условия своих «авгиевых конюшен» зачастую вполне устраивают каждого из нас, и появление огромной и чуждой миру героической силы рассматриваются нами как угроза. Вспоминаются упреки толпы герою, основной из которых состоит в том, что появление героической силы чревато для обывателей «неприятностями» — разрушением привычной реальности. Этот упрек имеет право на существование, особенно если герой-завоеватель противопоставлен окружающей его культуре. Таковы ахейцы по отношению к Трое, испанцы для инков и Александр Македонский для персов. Вспомним и о том, что Александр как и Фернандо Кортес имели ореол божественного происхождения.

Неотъемлемой частью похождений героя является элемент его инициации. Такое символическое посвящение связано с победой героя над чудовищем или более сильным противником-вождем (нередко являющимся отцом героя). Наказанием за нарушение табу чаще всего является изгнание и одиночество героя, снова подтверждающее его антагонизм окружающей реальности.

Вспомните героев классического вестерна: персонажей Клинта Иствуда и Юла Бринера. Они транцендентные герои, всадники хаоса, появляющиеся ниоткуда и скачущие в никуда. Герои-завоеватели, подобно Гераклу и Беовульфу, они отнимают чужую добычу и вполне способны выстрелить в спину врагу. Однако, именно они, воплощая мужскую творческую мощь, навсегда меняют мир, в который вторглись.

…герой — создание, не приспособленное к существованию даже в преобразованном им мире. Важнейший из признаков героического — ницшеанская свобода героя, абсолютно невозможная здесь и сейчас.

Скажу больше, в жанре вестерна зачастую соблюден весь античный канон героического. Безымянный герой одиночка появляется в маленьком городке. Он деятелен и немногословен. В его прошлом кроется преступление (инициация, нарушение табу). Появление героя переворачивает мир городка, и в награду пришелец получает изгнание или смерть в схватке с противником. Смерть героя мы еще затронем, поскольку герой — создание, не приспособленное к существованию даже в преобразованном им мире. Важнейший из признаков героического — ницшеанская свобода героя, абсолютно невозможная здесь и сейчас.

Триумф и победа — тоже не может быть героическим уделом. Дайте мощи героя неограниченное право и мы получим погибель. Часть античной мифологемы, называемая «Героическим веком» начинается борьбой героев с чудовищами, а заканчивается войной с Фивами и Троянской войной — уничтожением героями друг друга.

Силе классического Героя противостоит не другая сила, но уютная мягкость ласкового женственного покоя. Умиротворенность, присущая пленившей Одиссея Калипсо. Героическое тонет в этой нежной силе. Без нее мы бы столкнулись с реальностью «войны всех против всех». Но преобладание женственного полюса ведет к превращению мира в авгиевы конюшни или появлению современного героя.

А что же современный герой? Это полицейский Брюса Уиллиса, классический неудачник, которого экстремальные условия заставляют встать на защиту порядка. Но кто же противостоит ему? Сильные мужчины с хаотическим комплексом власти, обычно именуемые в данном сценарии террористами. Именно они хотят изменить мир по своему образу и подобию, как желает этого пришелец Супермен. Полицейский вовсе не желает власти, он даже не хочет добычи. В борьбе он руководствуется обывательскими желаниями: хочу, чтобы все было как прежде и чтобы эти люди оставили меня в покое.

Быть — значит откликаться, меняться, двигаться, стремиться. Если мы утверждаем нечто как сущее, то даже неизменным оно начинает казаться нам лишь на фоне текущего, бегущего времени. Гераклитово, «все течет, все изменяется» означает и «все существует», по сему, понятия известные нам как статичность, повторяемость и стабильность, зачастую противоположны бытию.

Современный герой не просто не претендует на божественное происхождение. Это «обычный парень» — тот самый обыватель, страшащийся героического. Задача такого персонажа — вовсе не изменить мир, но сохранить status quo.

Такой герой, если и погибает, то непременно приносит жертву на алтарь «традиционных ценностей», то есть сохранения незыблемого покоя и порядка.

Классический герой погибает мучительной смертью. Орфей разорван вакханками, Геракл погибает в огне. Стихия поглощает стихию. Ахиллес погибает в сражении. Смерть, иная, кроме роковой немыслима для Героя не только потому, что и смерть должна быть признаком его избранности, но и потому, что пришедший ниоткуда, обязан исчезнуть в никуда. Мучительная смерть — расплата за право героя действовать вне норм и устоев.

…важнейшим словом современного мира является стабильность. Стабильность в падении, стабильность в слабости… Главное — привычность, предсказуемость. Герой-вершитель — всегда явление, выходящее из ряда вон, всегда исключение. Одним своим существованием… он тревожит мир, живущий по правилам и уверенный в завтрашнем дне.

И все-таки, почему вершителя и победителя в нашем сознании сменяет слуга-охранитель? Дело в том, что важнейшим словом современного мира является стабильность. Стабильность в падении, стабильность в слабости… Главное — привычность, предсказуемость. Герой-вершитель — всегда явление, выходящее из ряда вон, всегда исключение. Одним своим существованием, одним появлением, своей мощной, пусть даже скрытой силой. Он тревожит мир, живущий по правилам и уверенный в завтрашнем дне. Наличие героя-демиурга, способного привнести в мир нечто новое или пошатнуть его устои — несет серьёзную опасность.

Истинный герой античный или современный служит идее. Будь то любовь, возвращение домой или утверждение собственного бытия.

Героическая сила опасна ещё и тем, что свидетельствует: идея, вера, убежденность, настойчивое, иногда маниакальное преследование своей цели могут доказать, что такая вера сильнее традиционных ценностей. Такой герой не просто не нужен, он опасен.

В инфантильном сознании современного человека герой — уже не тот, кто влияет на развитие мира, борясь с демонами и хтоническими силами или принося себя в жертву чудищам, а тот, кто в момент катастрофы берет на себя львиную долю общей ответственности и спасает мир. Это не Геракл, борющийся с чудовищами и богами, не Тезей, побеждающий минотавра, а некий джентльмен, совершающий то, чего не смог и не захотел бы я. Первый аспект такого рода героичности — костюмированный. Смокинг Джеймса Бонда или маска Бэтмена выводит героя из привычного ряда простых смертных. Солдат или безымянный донор крови, врач и любой человек, берущий на себя ответственность за чужие жизни, кажутся нам героичными в меньшей степени. Как ни странно здесь может играть роль и отсутствие у них так необходимой нам стильной и загадочной составляющей. Мы делаем свою работу и доверяем ответственность за наши поступки некоему Другому в маске, который обязан появиться в последний момент. Возникновение подобных персон рождает даже своеобразный суррогат религиозности.

Миссия новых героев — не защита слабого сильным, как в паре Геракл-Менелай, но оправдание слабости и доминация над слабым, а чаще и просто обращение своей слабости в геройский атрибут.

«Я не верующий человек, но если ты есть там, спаси меня, Супермен!» — вопит мультгерой Гомер Симсон. И это шутка только на первый взгляд. Даже Бог превращается в массовом сознании в такого героя, призванного все исправить. Обыватель уже не мечтает быть героем. Своё спасение и жизнь он готов доверить другому, и, безусловно, не желает быть спасителем. Долг и ответственность — это вещи, присущие герою, но, непременно, мифическому. Реальный герой тревожит и пугает обывателя, привыкшего к покою и комфорту. Такая мифическая героичность свидетельствует, на мой взгляд, об утрате нами способности нести ответственность за собственные поступки.

Истинный герой стихиен и хаотичен, отталкивая эту мужественную, разрушительную, мощную составляющую, мужчина не способен быть и гармонизатором. Иными словами, не способный изменить окружающий мир, не способен ничего создать.

Миссия новых героев — не защита слабого сильным, как в паре Геракл-Менелай, но оправдание слабости и доминация над слабым, а чаще и просто обращение своей слабости в геройский атрибут.

Женщина также больше не добыча или награда герою. Она либо удачно подчеркивает его мужественность (девушка Бонда) либо попросту наряжается в геройский костюм или берется за оружие, соревнуясь в мужественности с героем. Таковы и женщина-кошка в мире Бэтмена и шпион Джинкс в сериале о Бонде. Заметьте, что такие женщины не таинственно-томны, но агрессивно-сексуальны. Они сами берут героев и руководят отношениями в паре. Безусловно, и Геракл имеет дело с амазонками. Но трудно представить античного героя, побеждённого Ипполитой, тогда как женщина-кошка регулярно обводит Бэтмена вокруг пальца, а герои современных боевиков нередко неудачливы и в личной жизни. Их мужественность и брутальность, выраженная внешне, на деле ставится под вопрос.

Стоит отметить, что появление супергероев женского пола, как таковое, свидетельствует о женском неверии в мужчину, способного их превзойти, а главное — защитить их. Женщина-кошка как ловкая воровка-мстительница изначально вообще выступает в качестве противницы всего мужского мира, брызжущего тестостероном и постулирующего свою маскулинность, однако, всегда использующего других в достижении целей. Не случайно орудием этой героини является ницшеанская плеть, та самая, которую философ иронически призывает не забывать, входя к женщине.

Но отчего тускнеет в нынешнем сознании образ героического? Причина, на мой взгляд, в сложившемся разделении на власть имущих и защитников власти. Если прежде герой был примером, путем идеей, недосягаемой силой восхищающей и пугающей, силой, дающей власть, то теперь, в обществе, право властвовать в котором получил дающий материальные блага «гарант стабильности», герой выродился в защитника этой власти и аргумент в борьбе за нее. Если прежний Фридрих входил в пещеру Фафнира, чтобы победить змия и овладеть сокровищем, то нынешний герой вынужден стоять на страже сокровища, принадлежащего господину за кусок хлеба и надел земли. Герой теряет лицо, когда властителем становится податель и распределитель хлебов. Когда побеждает принцип великого инквизитора: сперва накорми нас, а затем требуй добродетели. Когда Власть Бога подменяется властью жреца-первосвященника и на огне, принесенном Прометеем, начинают кипятить воду.

Герой теряет лицо, когда властителем становится податель и распределитель хлебов. Когда побеждает принцип великого инквизитора: сперва накорми нас, а затем требуй добродетели. Когда Власть Бога подменяется властью жреца-первосвященника и на огне, принесенном Прометеем, начинают кипятить воду.

Героизм как стихийное понятие начинает исчезать ещё с появлением феодализма (рыцарь, служащий суверену) и окончательно превращается в профессию «вышебалы» в эпоху, когда основным признаком властителя становится не деятельная мощь, а материальный ценз.

Образ Героя, родственного солдатам Бонапарта или Александра Македонского, пренебрегающего добычей, ради новых свершений чужд обществу, где все царства мира могут быть отданы властителю, в обмен на камни, превращенные в хлеба.

Героя губит уже не некая третья сила, а сам мир, в котором ореол победителя окружает не могущего и могучего, но имеющего и дающего от щедрот. Герой опасен в рамках подобного общества, и необходим ему уже не как носитель какой бы то ни было идеи, но исключительно как добытчик и грабитель новых земель, столь необходимых царю и казне. Это понимали и пират Её Величества сэр Френсис Дрейк, об этом знают и современные конкистадоры, идущие к нефтяным месторождениям на ближнем востоке. Герой, имеющий веру и следующий идее, оказывается не нужным, в отличие от героя, просто охраняющего и приумножающего своё и чужое богатство и хранящего наш мирный сон.

Смена героического стереотипа с хаотично-демиургического на пассивно-охранительный свидетельствует, увы, не просто о гибели героя, но и о чуждости современному миру самой идеи героического как силы, способной изменять реальность и утверждать себя.

Григорий Хубулава

Поэт, преподаватель, эссеист

Родился 14 апреля 1982 года в семье врачей. Учился на философском факультете Петербургского университета, который закончил в 2004 году. Кандидат философских наук, сотрудник Санкт-Петербургского Государственного Университета. Автор пяти стихотворных сборников и ряда статей. В 2001 году был удостоен литературно-художественной премии «Петрополь». За стихотворные сборники «Утешение» и «Придуманный полёт» был номинирован на премию молодых литераторов «Дебют» (2002), а также на международную художественную премию «Филантроп» (2003). Живёт и работает в Санкт-Петербурге.

С 2006 г. преподаватель кафедры этики философского факультета СПбГУ.

С 2010г. Доцент кафедры этетической и реконструктивной хирургии в МАПО.