Игорь Назарук. Красота, любовь и музыка

Три вещи, которые не сможет объяснить ни один мудрец, ни один философ, ученый, теоретик или психолог, сколь много бы они с важным видом ни писали трудов, трактатов и учений. Это красота, любовь и музыка.

— Игорь, считается, что творческие люди обычно склонны к импровизации. Давайте с этого и начнем наш разговор… Что такое импровизация, по-вашему?

— Если говорить о музыке — это то, с чего началась ее история вообще. Я совершенно не религиозный человек, но были, есть и останутся на свете три вещи, которые не сможет объяснить ни один мудрец, ни один философ, ученый, теоретик или психолог, сколь много бы они с важным видом ни писали трудов, трактатов и учений. Это красота, любовь и музыка.

Есть мистическая теория, согласно которой вся музыка существует вечно, а некоторые избранные имеют дар услышать ее и извлечь из «небытия». Кто знает?.. Но первые люди услышали то, что потом назвали музыкой, словно нашли несколько драгоценных камней, смотрели на свет в их гранях, стали перебирать их в руках — это и была первая импровизация. «Смотри-ка, каждый раз новый блеск, новый цок, новый шорох… И я сам это делаю! Я сам создатель!» А потом появилась звуковая нотация, инструменты, формы, законы.

Это счастье из счастий! Это, вероятно, то, что позволяет слабому человеку стать сильным, пустому — наполненным. Это сотворение своего пространства в реальном времени.

Но вплоть до XIX века проявлением высшего мастерства музыканта было его импровизационное соло — каденция, кульминация всего произведения, где он уходил в свободный полет, где начинался акт творения. Пышно звучит, думаете? Нет! Это вам скажет любой исполнитель, умеющий это делать. И быть в этом самим собой, а не повторять чей-то опыт. Это счастье из счастий! Это, вероятно, то, что позволяет слабому человеку стать сильным, пустому — наполненным. Это сотворение своего пространства в реальном времени.

Мудрено, скажете? Нет! Кто-то в этот момент верит в Бога, кто-то сам им становится и сотворяет сам себя. И это не только в музыке, и не обязательно серьезно. Как-то давно еду в метро, рядом молодые ребята что-то обсуждают. На стрелке, как обычно, на пару секунд гаснут лампы. И драматичный голос: «Ночь!». Другой, тоже по-актерски выразительно: «Улица». Свет зажегся. Третий голос радостно: «Фонарь.» Четвертый таинственно достает из сумки бутылку пива и шепотом: «Аптееекаа!»… И кто-то по-гамлетовски уныло: «Бессмысленный и желтый свет!»

И грохнули от хохота студенты-гитисовцы. Микроспектакль! Вот оно, счастье импровизации!

— Хорошая импровизация — это хорошо подготовленная импровизация?

— Подготовка импровизации — это а) твой профессиональный уровень, б) свободная и чистая голова, в) чувство меры и времени, г) желание рассказать что-то слушателю. Я знаю хороших музыкантов, тщательно, иногда до отдельных нот готовящих импровизацию. Получается добротно, «правильно»… Но бездушно и схематично. Впрочем, здесь не может быть точных определений, многое субъективно. Великий музыкант Чик Кориа выписывает все партии своих сочинений часто с точностью до одной тридцать второй ноты. Музыка изумительная, но, на мой взгляд, почти всегда чуть-чуть искусственная, сконструированная. Есть примеры в театре, когда один режиссер расписывает каждый жест, каждое движение бровей актера, другой позволяет артистам некие вольности. В обоих случаях получается прекрасно, но… опять же, мнения разные.

— Импровизация — в музыке и в литературе — это разные вещи?

— Да, во многом разные. Литература более определенна во времени и восприятии, даже если она создается в отвлеченных и неконкретных жанрах и стилистике. Вот интересно было бы узнать — «я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана…» — не была ли это импровизация Маяковского? И не завидовал ли Пушкин кому-то, описав в «Маленьких трагедиях» восхищение героя поэтом-импровизатором? Нет, тут намного ближе к музыке изобразительное искусство, в нем много пространства для полета, хотя и нет времени. Впрочем, сейчас многие знают слова искусствоведа Уолтера Пейтера: «Любое искусство стремится к тому, чтобы стать музыкой».

— А импровизация — в жизни? Вы склонны «легко вписываться в жизненные авантюры»?

— Нет, я совершенно не авантюрный человек, кроме разве что одной вещи — обожал гонять по бездорожью на великом советском джипе по имени «Нива». В ней не было радио и магнитолы, поэтому на «колеях и рвах отеческой земли» рождались шикарные ритмы и мелодии. Вот вам пример того, что импровизация не знает житейских границ! «Нивы» давно нет, и тех лет тоже нет.

— Ваша самая экстравагантная импровизация?

— Однажды в консерватории мне надо было срочно сыграть зачет по специальности. Педагог был болен, я уже тогда много работал, чтобы помогать родителям, были хвосты и прочие беды. Деваться некуда, я решил сыграть ре минорный Концерт Баха, который очень любил, упросил однокурсницу саккомпанировать мне, и, плюнув на всё, сыграть собственную импровизированную а ля Бах каденцию с вкраплениями «свежих» нот (в те времена это было очень рискованно). Сыграл. Однокурсница сидела с вытаращенными от страха глазами, я махнул рукой — черт с ними, пусть выгоняют… и ушел со сцены. Сверху спустился наш декан, как-то странно посмотрел… и спросил: «Скажите, какую каденцию вы сыграли?» — «Свою», — говорю. Декан пару секунд помолчал и снова спросил: «А вы не хотите прослушаться на международныйи конкурс?». И я ответил точь-в-точь, как тот актер в анекдоте: «Вы знаете, я сейчас много работаю, и не смогу».

А еще однажды в Германии меня пригласили полетать на планере. Восторга, ясное дело, было немерено! Поднялись на два километра. Пилот Хервард, узнав, что я теоретически знаю, как и чем правят летательными аппаратами, предложил взяться за ручку управления. Ну не ударять же мне, великому русскому асу, в грязь лицом! И я полетел! От восторга и страха запел. «Полет Валькирий» был бы тут непатриотичен, и я пел нечто. Когда Хервард посадил планер, он первым делом спросил: «А что за мелодия, которую ты пел?». «Понравилось?» — спрашиваю. «Ja!» — отвечает он, — «Sehr begeistert!» (Очень вдохновенно). «Так что это?» — «Понятия не имею…»

— «Рифмуется» ли для вас импровизация со словом свобода?

Есть фраза Льва Николаевича, не смогу ее вспомнить дословно, но суть такова: «Когда я понял, что не нуждаюсь в общественном мнении, вообще мнении других, я стал счастливейшим на земле человеком».

— Не просто рифмуется — это две абсолютно неразделимые вещи. Не сможет несвободный художник явить на полотне неожиданный и своеобразный силуэт, линию, сочетание красок, световой эффект. Не сможет музыкант, зацикленный, скажем, на высокой классике, быть вообще свободным, я в этом убежден. Не может музыкант, болезненно дорожащий мнением других, быть свободным для «полета». Есть фраза Льва Николаевича, не смогу ее вспомнить дословно, но суть такова: «Когда я понял, что не нуждаюсь в общественном мнении, вообще мнении других, я стал счастливейшим на земле человеком». В 60-70-е годы у пионеров молодого советского джаза считалось, что уметь играть джаз — значит, уметь играть как кто-то «там», как Питерсон, Дэйвис, Колтрейн… А эти люди потому и стали великими мастерами, что играли то, что придумывали сами.

— Что такое свобода — лично для вас?

— Не знаю. Честно, не знаю. Даже после того, как две трети жизни прожил в советском обществе. Я очень нетребовательный человек. Представлений о свободе множество, и все спорны и неопределенны. На первую мысль — заниматься любимым делом и жить достойно. Но вот представлю — я получил наследство сто миллионов долларов. Могу купить дом, два «Стейнвея» для занятий, студию, арендовать Большой зал консерватории, Карнеги Холл, зал «Олимпия», билеты бесплатно… Я сижу и играю. И буду свободен.

Или я с трудом выхлопотал концертик в маленьком московском зальчике, мест на сто. Билет стоит сто рублей. Мне заплатят за игру три тысячи. Придут люди, которые знают, куда они придут. И я знаю, для кого я буду играть. И тоже буду свободен.

А еще я вспоминаю одного своего коллегу, прекрасного композитора и пианиста. Он сказал: «Мне в жизни нужны только две вещи — рояль и жена.» Он совершенно свободный человек. Замечательный музыкант Алексей Борисович Любимов говорит: «Меня не волнует, какой у нас на дворе общественный строй. Есть я и музыка. Все.» Он свободный человек.

— Чего Вам в данный момент не хватает, чтобы чувствовать себя совершенно свободным?

— Импровизаций.

— Возможно ли единение автора, творца и публики? Слушатели и исполнителя?

— Так ведь это идеал, главная цель любого автора или исполнителя! Правда, не часто достижимая. Вспомните 15-й конкурс Чайковского. Блистали великолепные мальчики с прекрасно бегающими пальчиками. Но когда выходил и начинал играть Люка Дебарг… играл не всегда удачно и безупречно… но люди замирали. И хотя в итоге наш великий мариинско-российский Столп упек Дебарга на 4-е место, это не имело никакого значения. Вспомним приезды в СССР Дэйва Брубека с его не самой простой, «избранной» музыкой. Рядом со мной сидели люди, очень далекие от музыки и культуры вообще, да еще в те времена. Видели бы вы, как дергались их руки в ритме! И как чудовищным воплем взорвались две тысячи человек, когда раздались первые аккорды Take Five!

— Можете ли согласиться с тем, что зритель-слушатель изменился? Что он живет — в интернете? Он «отмечается» во встрече на концерт — и считает, что уже посетил оный… Что думаете по этому поводу?

— Конечно, изменился, иначе и не может быть. Но изменилось и искусство. Оно в кризисе, и это уже понятно большинству. Говоря упрощенно, все уже сочинено, написано, нарисовано, сыграно. Не каждый с искренним интересом пойдет в две тысячи двухсотый раз слушать Баллады Шопена, Поэмы Скрябина и Сонаты Прокофьева, какими бы они гениальными ни были. Но существует традиция, если хотите, ритуал, привычка. Сидим мы в зале одного славного немецкого города, играют 4-ю Симфонию Брукнера. Слева два нестарых немца клюют носом и похрапывают. Эту же симфонию можно послушать в Интернете в отличной записи в сопровождении великолепного видового фильма о Тюрингии или Каринтии. Что выберете вы?

— Есть ли надежда, что зритель вернется в концертные залы?

— Вернется. Уже потихоньку, очень медленно возвращается. Ничто не стоит на месте. Но как прежде уже не будет, это ясно.

— А, может, это и не нужно? Может, настоящая свобода — это свободное пребывание в виртуальном пространстве? Сидит человек дома — смотрит, слушает, читает то, что ему интересно, не отходя от компьютера?

— Это не свобода. Это простая данность. Но людей нельзя упрекать в лени, отупении или чем-то подобном. Нельзя же винить их в том, что они ездят на машинах, а не идут пешком, хотя все знают, что ходить полезно. Если в вашем доме стоит самая лучшая, самая дорогущая Нi-Еnd аппаратура, она все равно не заменит вам зала с живой гитарой или роялем. Но если вас устраивает ваш хайэнд — на здоровье, сидите, слушайте. Вам принесут на дом еду, вам покажут по супертелевизору роскошные виды Сейшелов или балетный спектакль в 3D. Вас это устраивает? Да пожалуйста! А кто-то откладывает каждый месяц по сотенной бумажке, чтобы раз в полгода прийти на живой концерт.

— Вы можете назвать себя человеком интернет-зависимым?

Вы ходите между умными и глупцами, брюзгами и тихонями, талантами и надутыми пузырями. И, между прочим, получаете возможность оценить себя. Интернет «вскрывает» людей.

— Интернет — всего лишь система связи между людьми. Вы же не будете отрицать, что в начале ХХ века люди стали зависеть от телефона и железных дорог. Интернет стал общедоступной сценой, залом, хроникой, трибуной, мастерской, афишей, там и укромные разговоры, и самовлюбленная показуха, и дурь, и мудрствования, и истерики… Все, что всегда было и остается в реальной жизни. Вы ходите между умными и глупцами, брюзгами и тихонями, талантами и надутыми пузырями. И, между прочим, получаете возможность оценить себя. Интернет «вскрывает» людей. Что ж тут плохого?

— Что бы Вы хотели пожелать самому себе на день рождения?

— Ничего оригинального. Здоровых головы и рук. И людей, которым эти голова и руки будут нужны. И сказать СПАСИБО тем, кто уже есть.

— Ваши пожелания человечеству?

— Когда в 36 году прилетит Апофис, надо всем на Земле громко крикнуть: «Ку!». Он испугается и улетит.

Игорь Назарук

Композитор, пианист-виртуоз, импровизатор и литератор

Живет и работает в Москве, но в душе является истинным питерцем. Плодотворно сотрудничает с разными исполнителями, композиторами, творческими коллективами и оркестрами, среди которых Российский симфонический оркестр кинематографии. Одни из самых популярных музыкальных работ — музыка к сериалам «Криминальная Россиия» и «Следствие вели..»

В творчестве сочетаются и комбинируются, органично переплетаются и взаимопроникают самые разные, казалось бы обособленные, музыкальные тенденции. Так просторы его творчества охватывают элементы классики, джаза, рока, авангарда, электроники, эстрады и пр.

Кроме того, Игорь Назарук автор нескольких десятков литературных произведений: рассказов, пьес, стихов.